Преамбулой для вдохновения послужат слова Элия Белютина.
Задание для «НЕУПРАВЛЯЕМОЙ ЖИВОПИСИ»
ИСКУССТВО – ЧТО ЭТО?
Это созерцание или такая же реальность, как хлеб. Почему искусство вечно, как земля, небо, океан? Может быть, потому что оно такое же? Тело человека тленно, а дух вечен. Искусство – вечный дух человека. Дух не его деяний, не его образа, а жизнь самого духа (не мыслей или чувств). И художник ищет наполнить его тем языком, которым говорит этот дух, ласкает его, гладит, усмиряет, и тогда рождается искусство.
Я ДУМАЮ О СЕБЕ РАЗНОЕ.
И мысли часто становятся похожими на танец, где вместо партнеров – Я. То один, то другой. И найти, кто же Я, становиться почти невозможно. Однако я должен жить. Должен оправдать свое право жить и что-то делать. Ведь конец – это награда на нечто. И поэтому я поднимаюсь, падаю, снова поднимаюсь, но иду туда, где я должен быть.
ПОЕЗД, КОТОРЫЙ ВЕЧНО ИДЕТ,
как жизнь. Мы входим в вагон на случайной остановке. Говорят, слушают, ходят какие-то люди. Потом кто-то плачет. Кто-то смеется. Кто-то смотрит в окно. Кричит что-то. Остановка – кто-то уходит. Навсегда. Кто-то входит, чтобы побыть с нами несколько остановок. Потом выясняется, что здесь есть и наши родители, и дети, и друзья, и враги. Потом. Когда начинает приближаться твоя остановка.
ВЕЧНЫЙ ДЕНЬ
— ведь даже засыпая, мы продолжаем ходить, страдать, переживать. Наше неподвижное тело вздрагивает, прыгает, бежит, подает, и мы всхлипываем от радости. Мы действуем, потому что мы живем. Мы живем, потому что реагируем, желаем, хотим. Даже ненависть хороша, потому что говорит о жизни. Говорит о наших буднях с их бестолочью и печалями, со скукой и беготней, со всей несуразностью, которая называется нашей жизнью
ТЕЛЕВИЗОР — что-то говорит, шевелится, мелькает. Иногда можно увидеть дерево, лицо, потом какой-то шум – вздрагиваешь, сердце сжимается: вот-вот ты исчезнешь. Затем возникает нечто близкое и слеза у ресниц. Ты вглядываешься – и видишь себя, свою жизнь, свою печаль. И вдруг снова какие-то обрывки слов, звуков. А мысль уже там, где ты только что увидел свою судьбу.
ЛАМПА, КОТОРАЯ НЕ СВЕТИТ
— не потому, что нет огня, нет энергии. Ей стало все равно. Она забыла, зачем она появилась и что должна делать. Черный свет от нее убивает деревья, траву, птиц. Попадающий под него человек тут же искривляется, падает, пробует ползти. Лампа – это мозг человека, отказавшийся творить, думать, надеяться Мозг, заставивший затвердить себе одно: все тлен.
ЧАСЫ — что они показывают: бег времени или расстояния между нашими обязательствами где-то быть, что-то делать. Часы идет бесшумно, хотя жизнь полна взрывов, воплей. Движение секунд сливается с часами. Скорость их неумолима, даже если они останавливаются. Что-то внутри нас продолжает их бег, еще более безжалостный и страшный. И мы знаем, что так будет всегда. Даже умирать мы будем, чувствуя их скорость. Стрелки, цифры, годы, люди, события – все летит, все лепиться в какой-то гигантский ком, разрывающий наше сердце от бессилия остановить свои часы.
ЧЕЛОВЕК — если его воспринимать физически: скелет, мышцы, кожа, биоробот, придуманный к тому же скучающим богом. Если его видеть во времени – как он растет, становится взрослым, стареет и умирает – легко сравнить его с деревом или травой. Бог здесь тоже себя не утруждал. Как человек чувствует, как думает, как он поступает и что он делает – все это говорит о страшном мире его души. Но видя прекрасные статуи и картины, слушая великую музыку, смотря как отрываются от планеты ракеты, мы знаем, что человек, это нечто совсем иное, чем просто мускулы, чувства, действия того, кого мы привыкли считать человеком
БЕЗУМНЫЙ МИР ЛЮДЕЙ
-строящих и для этого разрушающих, опять разрушающих для того, чтобы сделать нечто иное, но почти такое же, как было. Так вся планета становится детской песочницей, где беспрерывно возникают и разрушаются города, заводы, ракеты, и все быстрее, все сложнее и неудобнее. И в этой игре со своими песочными изобретениями люди превратили реки в трубы, леса в помойки, океан в болото, небо в асфальт, а себя в нечто, состоящее из тщеславия, ненависти, властолюбия и жестокого самомнения
КАРТИНА
Художник, его жалкое тело – и холст, краски, кисти. И вдруг все меняется. Нет художника, нет холста – только крик, только мольба, только вера, только любовь
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Пустыня с мертвыми надеждами, разлагающимися мечтами, с ленивыми убийцами и песок – песок слов, и ветер, равнодушный как смерть.
ПОРТРЕТ
Мертвые глаза. Обои. Платье из льда. И руки, которые то поднимаются, то опускаются – все это в золотом багете.
СЧАСТЬЕ
Бабочка летает. Облака в ногах. Синий луч у глаз. И звуки, как дыхание. И солнце обнимает тебя тихо-тихо. ЖИЗНЬ Травинка под упавшим временем, где кто-то ходит, где-то свет. А может быть, это сновидение и жизнь самое нелепое из них.
ЖИЗНЬ
Травинка под упавшим временем, где кто-то ходит, где-то свет. А может быть, это сновидение и жизнь самое нелепое из них
МАТЬ И РЕБЕНОК
В ее руках его тело. В его глазах целый мир. В ее сердце – тот, которого никогда не будет. В его теле – желание вырваться и уйти навсегда.
ГОРОД МОСКВА
Улицы, состоящие из тупиков и машин. И еще людей, идущих по упавшим, оступившимся, замечтавшимся. И над этим равнодушием небо без облаков.
ЖЕНЩИНА
Памятник надежды. Памятник желаний. Мечта о любви. И жизнь, разрывающая ее сердце, ее тело, ее душу. И люди слепые и глухие, смотрящие на нее.
РОДИТЕЛИ
Они – как стог сена: то рассыпается под дождем, то возникает в тумане. Какие-то обрывки слов. Знакомые жесты. На этом стуле любили сидеть. И боль, что все это сейчас исчезнет, как снежинка в ладонях.
ЛЮДИ
Лиц нет. Тела – призраки. Движение роботов. Грохот шагов. И молчание. И так до неба – люди, люди, и нет ни одного, кто бы держал цветок.
ТЕМА
Спины людей. Кругом – мундиры. Дома, как танки.
АБРАМЦЕВО
Длинноты. Паузы. Междометия. Тишина. Звуки. Чистый воздух. Сломанная ветка. И зеленые облака.
РИТМ
Движение. Остановка. Толчок. Опять на месте. Ничего не двигается. Ритм умирающего сердца… И так для миллионов людей, миллиардов надежд.
Материалы из архива Веры Ивановны Преображенской,
Скульптурная композиция-коллаж
