вспоминая Мастера

Из рассказа Натальи Гончарук.

«Зубарев – художник,  принадлежавший к младшему поколению шестидесятников. В  отличие от старшего, которое  еще хранило в памяти великие имена русского и мирового искусства начала ХХ века, нам пришлось начинать с чистого листа. То же с религией. Но здесь
изучение истории искусств  здорово помогло.  Не забуду с какой неохотой перешли после Ренессанса к русскому искусству. И вдруг!  Мы потеряли головы. Горячая любовь к наследию православной культуры изменила мир. Став уже взрослым художником, работающим в современным абстрактном направлении  Зубарев осознанно считает
русское искусство от древнего до наших дней наиболее сильным источником влияния.  Не только на колорит, композиционные приемы и проч. В его наследии немалую часть составляют работы непосредственно посвященные православной тематике. Его интересует многое. Так в 90е он пишет 20ти частник -«Библейские сюжеты», «Иоанн Креститель», «Три поцелуя на кресте», «Пьета»;  вспомнив  свою специальность по институту, большое полотно «Голгофа» из Библейской серии  берет за основу гобелена, сам профессионально выполняет картон, строя композицию на комбинации чистых цветовых плоскостей
и т.д. Его обращение к религиозной тематике прежде всего  — дань традиции, как к наиболее волнующей , вечной для художников всех времен, и все же не только. Он постоянно стремится преодолеть границу между духовным началом, как оно понималось ранее, во времена автора  фресок Волотого поля, Феофана Грека и Андрея Рублева, и
его современным прочтением. Возрождение интереса к культурным ценностям России начавшееся в 60е годы совершалось неистово, бурно, на невероятном духовном подъеме, которого уже было не сломить тогдашним идеологам.    Восстановление храмов,  доступность духовной литературы воспринимались как чудо,  и особенно трепетно молодым поколением.
Церковная  литература раскрывала Зубареву то, что ему было особенно важно – христианское представление о пространстве и времени, их взаимоотношении. Художник с азартом, жадно читает, в частности Александра Меня, но более всего первоисточники —   Ветхий и Новый Завет. Ему важно сформулировать и передать на холсте свое понимание прочитанного.
Линейное время – категория Тварного мира. Мир Горний -вне времени.                                                                                                 Отсюда его постоянное: «сегодня – это всегда».
На полях его эскизов находим в этот период множество  серьезных  размышлений на эту тему.
«Вера  —  духовное надпространство  контактное,  динамичное.
Культ  —  обряд  высокого  искусства, культивирование сквозного принципа образования методик  построений синтеза храмовости.
Средневековье  —  Возрождение

Искусство Возрождения (светское) прекрасно     когда в нем присутствует ощущение духовного  надпространства (космического).

Искусство Средневековья прекрасно, когда в нем присутствует ощущение человека разумного,  социума.   Храмовость двуедина (человек – Бог). Надпространство надсознания…»

Работы Зубарева на религиозную тему: «Три поцелуя на кресте», «Святые улицы», «Несение креста», «Молитва»  и другие этого цикла отличает радостная праздничность цвета  и огрубленная прямолинейность рисунка, свойственные средневековым фрескам, народная лубочная наивность, каким бы сложным и драматичным ни был сюжет.  Для его времени было вообще характерно активное обращение к знаковым  культурам как к источнику вдохновения, созвучным характеру мышления второй половины ХХ столетия. Условность языка искусства, метафора, яркие цвета – все, что составляло невероятную воздейственность образов прорастало  самым естественным путем на его полотнах. Стремление к масштабу образа свойственное языку старой иконы (как где-нибудь в  глухой провинции или уральской глубинке) подсказывает ему и  свободу трактовки темы.
Непривычно композиционное построение его «Пьеты» Самое необычное: тело Христа помещено – вертикально. Отсюда его бесплотность, тишина.
Богоматерь как бы обнимает его. Ее фигура, невидящий взгляд потрясают. Они не просто печальны — драматичны, как и красный фон олицетворяющий силу и величие свершающейся трагедии.
В это же время он пишет почти абстрактно, очень мягко, без открытой экспрессии свою «Марию с младенцем» и «Материнство листопад». Картина соединяет мифологическую основу –древо жизни  и евангелие.  «Непонимание человеком «целого жизни». Он ловит опадающие листья, растворяющиеся в воздухе Листья Времени, а плод уже созрел – он счастье.
В черновиках художник записывает для себя из Блока:
«Идут века, шумит война, встает мятеж, горят деревни.
А ты все та ж моя страна в красе заплаканной и древней.
Доколе коршуну кружить? Доколе матери тужить?»
Его «Голгофа» также не есть буквальный пересказ события, а рассуждение о природе реального человека.
Акцент перенесен на фигуры распятых разбойников. Центральная фигура —  Христос страдающий как человек, невинный, делавший людям только добро, жертва толпы заслонен, условно абстрактным изображением триединого Бога. Спасителя.   «Ну нет у Него физического тела. Он – везде!» Объясняет художник в фильме Плоское небо. А вот разбойники  конкретны, прочитываются как антропоморфный фигуратив. «…разбойник, который поверил, и бандит, который не поверил. У одного рядом собаки лают, у другого уже звезды горят. Это же наша жизнь! Человек грешен. Он падает, спотыкается, но потом встает и идет снова.»
Зубареву  важно рассказать о глубоком смысле, вложенном в фигуры разбойников. Вставши, человек идет снова.
Куда прощенный Господом он идет?  Последние годы жизни художник отдает свои силы нескончаемому  циклу «Паломничество». Путешествию  к святыне. Которое и само по себе с древности было спасительным обрядом. Все персонажи его картин идут,  в одну сторону, полные надежды и веры -к Свету.